От запахов готовящейся еды у меня потекла слюна, еле успевал сглатывать, а этот болтун все никак не шел в дом. То тащил Альрика к курятнику, где его невероятные куры несли по десятку яиц в день каждая и яйца те размером в кулак будто, то к сараю, то еще куда. Интересно было лишь раз, когда он показал бочонок в мой рост, где хранилось пиво, и сказал, что пиво то — самое лучшее на свете, потому как он и воду берет не из реки, а из родничка особого, и хмель у него особый, а уж ячмень такой, что и описать сложно.

Потому я был несказанно счастлив, когда Арвид, достойный прозвания Болтун, зашел в дом. А там уже все было готово. Стол ломился от разной снеди, ярко горели масляные свечи и очаг, расставлены лавки и накрыты вышитыми полотнищами. Отец Херлифа, видать, любил принимать гостей и не жалел ничего, лишь впечатлить их. Сам он уселся на почетное место и Альрика усадил с собой.

— Видал ли ты стол богаче?

Я еле удержался, чтоб не похвастаться пиром у конунга Рагнвальда, где гостей встречал черный человек и отплясывали полуголые танцовщицы. Но мой хёвдинг ответил:

— Ты счастливый человек, Арвид! Всё в твоем доме прекрасно: и стол, и двор, и щедрость хозяина, и мужество воинов, и красота женщин. Я благодарен за твое доверие! Не каждый бы отдал сына в хирд.

Арвид довольно кивал, слушая его слова.

— А нет ли среди твоих людей скальда? Давно я не слышал доброй песни или истории!

Тут я уселся, взял кружку с пивом и уже больше не слушал их разговоры.

Нет, не хотел бы я быть хёвдингом! Альрик даже выпить толком не мог и посмеяться от души.

А пиво у Арвида и впрямь было знатное. Его брат отменно играл на тальхарпе, а уж в бодран мог постучать любой из нас, так что мы были и с музыкой, и с танцами. К середине застолья привели женщин, и хоть беспокоиться вроде бы было не о чем, я решил не откладывать и поднялся вторым, сразу после шурина.

Мне в спину тут же полетели шутки от собратьев:

— Ты проверь, а вдруг снова мерещится?

— А болотная-то получше была!

— Смотри, обидится твоя болотная, утопит!

Я даже отвечать не стал. Отвел первую попавшуюся в закуток, задрал юбку и поимел ее на славу. Ничем бриттки от наших баб не отличались, разве что хрупкие слишком. Сильно сожмешь — так слезы ручьем, чуть придавишь — хрипит, а еще быстро устает. Нет, безрунные женщины мне совсем не по вкусу пришлись. Даже та, с Бездной в глазу, даром что сухая и жилистая вся, ущипнуть не за что, зато выносливая, задорная и сильная. Сама кого хочешь заездит.

Обычно Вепрь пил много, но в меру, в этот вечер же он напился в слюни. Напился и пытался что-то объяснить, размахивал кулаками перед Эгилем и Облаудом, даже хотел пойти за что-то избить Арвида. Оно, конечно, вряд ли получилось: третья руна против восьмой, но мне пришлось вмешаться и вывести его во двор, чтоб в его голове немного прояснилось.

Он упал, прислонился к стене дома и вдруг засопел-захрюкал. Я не сразу понял, что Вепрь рыдал. Вепрь! Самый взрослый из нас, самый спокойный и опытный.

— Выпьешь? — спросил я.

— В бездну! — рыкнул он, чуть успокоившись.

— Что стряслось-то? Из-за ритуала парус сорвало? Так Альрик сказал, что меня берет на болота.

— В бездну и тебя, и Альрика, и ритуал.

Вепрь медленно поднялся, схватил меня за плечо, чтоб не упасть, придвинул свою морду и сказал:

— Знаешь мое имя?

Я задумался. За два года я ни разу не слышал, чтоб его назвали иначе, чем Вепрь.

— А знаешь, почему? Потому что нет у меня имени. И отца нет. И семьи нет.

— Изгнали? — сейчас мне меньше всего хотелось выслушивать пьяные излияния. Мне речей Арвида на год вперед хватит.

— Нет. Я сын трэля. И мать моя — тоже рабыня. И звали меня тогда просто маленьким трэлем. Потом я убил кабана в лесу, и меня стали звать Вепрем. Хозяин увидел мою силу и стал учить боевому делу. А потом он убил моего отца. Запорол насмерть, когда был пьян. Не рассчитал силу. Альрик выкупил меня, дал свободу и сделал равным. А ты смеялся. Смеялся, как он тогда.

— Вепрь! — я тряхнул его. — Иди проспись!

Отвел его в сарай, где хранилось сено, уложил, а сам вернулся в дом.

Пир длился чуть ли не до утра, а на следующий день, едва мы проснулись, уже снова ждал полный стол. И на другой день тоже, причем главным блюдом оказался зажаренный целиком кабан, которого Арвид загнал сам. Я поглядывал за Вепрем, но тот вроде бы забыл о своих словах, веселился с нами, даже к женщинам сходил. Утихомирился. Зато мой шурин почти не ел и не пил, все время бегал к бритткам. Аж щеки впали. Видать, слишком долго сушил свой корень, а сейчас никак напоить вволю не мог.

Вечером четвертого дня гостевания Альрик сказал, что пора снимать повязку. Вепрь срезал верхний слой обмотки и отнял твариную кость. Как и говорила целительница, кость посветлела, а вот нижние тряпки почти черными были. Боли я в эти дни не чувствовал, но так я и трезвым почти не был, потому немного боялся. А вдруг мне от твари не только крепость перейдет, но и еще что-нибудь? Вдруг вместо руки у меня там лапа отросла с когтями? Вон сын Рагнвальда от твариной крови чуть не помер, руну потерял.

Вепрь срезал оставшиеся тряпки, а там тоже все черное. Даже Альрик удивился. А Оддрун, сестра Херлифа, которая за всем этим смотрела, как начала заливаться! Намочила тряпицу и провела по моей руке: глядь, а там нормальная кожа проступила. Даже пореза не осталось. Как смыли, я рукой повертел — не болит, постучал по ней — не болит. Не обманула орсова женщина!

— Значит, завтра уходим, — сказал хёвдинг.

— Как уходите? Уже? — воскликнула Оддрун. — Неужто вам наше угощение не по нраву пришлось?

А сама глазками зырк на Эгиля Кота. И когда они только спеться успели? Впрочем, с таким пивом и приход Фомрира можно проглядеть, не говоря уж о шустрой девке.

Утром Альрик ушел вместе с Арвидом на охоту. Собаки должны были выследить и выгнать зверя на Беззащитного, а тот в одиночку его скрутить. Троих новеньких мы